Читать книгу "Вор и тьма  - Сергей Куц"

Но ведь и я не лыком шит! Старик не скупился на учителей, я обучался всем известным наукам, включая фехтование. Уроки мастера Леззаро, первого клинка Семиградья, были в числе любимых, и благородный Торе Леззаро часто хвалил меня, тогда еще зеленого новичка Николаса Гарда. Потом пришли годы без ночных крыс — время одиночества, когда мог рассчитывать только на собственный кинжал и шпагу. Затем — Костяной Краб, черный пиратский флаг и безумство абордажа. Нет, легко меня не возьмешь!

Я кинулся в отчаянную атаку, вложив в нее все свои умения и немалый опыт, обретенный за месяцы флибустьерства, и даже удалось потеснить имперца. Но не ранить его! Проклятье! Он снова контратакует, а я отступаю. Я попятился в сторону от реки, увидел неподвижно лежащего Тейвила.

Еще одна серия атак Герингена. Отбился, хотя и с превеликим трудом! Имперец отскочил назад, не сводя с меня взора, сплюнул и провел языком по пересохшим губам.

— Скоро прикончу тебя, — пообещал полковник, однако не нападал.

Он восстанавливает сбившееся дыхание! Возможности имперца тоже не безграничны, вот только отсчет мгновений — на стороне моего противника. Я покосился на рану — кровь не останавливается, в моем распоряжении совсем немного времени. Нужно идти вперед! Но я поддался малодушию, не смея шагнуть навстречу графской стали.

— Всё! Довольно! — прогремел бас гнома.

Зависнув над лейтенантом, Барамуд то мял кушак, то запускал лапу во взъерошенную бороду. С широких плеч свисал мокрый плащ. Гном дважды пытался вмешаться в схватку, и если в первый раз я чуть не подловил отвлекшегося имперца, то при второй гномьей попытке едва не досталось уже мне. Тогда Барамуд отстал.

— Хватит! — вновь потребовал гном.

— Черта с два! — хрипло рассмеялся имперец. Генрих указал мечом в мою сторону: — Он мой!

Полковник глянул за спину Барамуда, и мерзкая улыбка сошла с его лица. На этот берег возвращались все остальные из нашего поредевшего отряда. Эльф, толстяк, церковник и орк вновь разделись и вошли в воду. Подняв над головой лук и колчан, первым ступал Крик.

А я прыгнул к Герингену, пока еще мог дотянуться до него. Меня прикончит если не сталь, то потеря крови. Нерешительность либо, если хотите, трусость становилась слишком большой роскошью.

— Ах ты ж!.. — зашипел огсбургец.

Мой напор оказался неожиданным для противника и на редкость удачным для меня. Имперец на один краткий миг потерял равновесие и, уворачиваясь от моего выпада, взмахнул левой рукой. Бракемарт рассек ее с внутренней стороны, чуть выше запястья. Я увидел его кровь! Наши шансы почти сравнялись!

— Нравится?

Я чуть не поплатился, чудом уйдя от укола, нацеленного в сердце. Натиск полковника возрос многократно. Бег времени исчез для меня, мир сузился до пятачка на песчаном берегу, где звенело железо, и, признаться, в эти мгновения я прощался с жизнью. Я сдерживал меч Герингена из последних сил!

Полковник вдруг отступил на насколько шагов назад. Я выставил перед собой саблю; пот, стекающий со лба, застилал глаза, и я не понимал, почему имперец взял паузу.

— Да чтоб вас! — Изливая поток брани, Геринген отходил назад, волоча правую ногу. Взгляд имперца стал как у загнанного зверя. В бедре Генриха торчала эльфийская стрела.

— Уймитесь! — меж мной и графом появился Барамуд с зажатым в лапищах оружием — клевцом и секирой.

Схватка окончена — полковник более не опасен. Забыв, что всего несколько секунд назад считал себя мертвецом, я боролся с искушением броситься вперед и добить Герингена. Однако Барамуд перехватил мой взгляд и махнул клевцом в сторону реки.

Эльф здесь, на берегу. Он в одной набедренной повязке, и новая стрела уже лежит на тетиве.

— Следующий выстрел — для тебя, Гард, — произнес Барамуд, и он не шутил.

— Дьявол с ним! — вогнав бракемарт в ножны, я уселся прямо на песок. Жадно хватал ртом холодный воздух. Жив!

— Лови! — Барамуд бросил мне невесть откуда взявшийся моток бинта.

Я не стал разматывать белые тканевые полоски и просто приложил их к разрезу на плече. Поморщился от боли — рана дала о себе знать.

— Спасибо, — пробормотал я, однако гном меня не услышал. Бородач осыпал проклятиями имперца, который пообещал проткнуть любого, кто приблизится к нему хоть на шаг.

— Сиди смирно, — вывалив пуд брани и успокоившись, гном велел имперцу не дергаться, — не то Крик вскроет тебе горло. Уж поверь, он делает это не хуже, чем стреляет. Бросай меч!

Генрих затравленно смотрел на приблизившегося к нему эльфа. Перворожденный улыбался, и от его улыбки веяло смертью. В руках покачивались два охотничьих ножа. Крик любит убивать людей, нашу расу он явно не жалует. Эльф ждал только повода, чтобы пустить ножи в дело; лик перворожденного потерял бесстрастность. Я видел его таким лишь единожды, когда Крик добивал раненых крысоловов на дороге в аббатство Маунт.

— Ну! — рявкнул гном.

Генрих фон Геринген бросил оружие. Барамуд начал сноровисто бинтовать его руку, а после велел лечь на спину.

— Давай, Крик! — Гном вдруг навалился на устроившегося на земле графа, прижав того к песку.

— А-а! — завопил полковник.

Эльф выдрал из его ноги стрелу. Вместе с мясом! И это не преувеличение!

— Проклятье! — вырвалось у меня. Боль Герингена должна быть адской!

Перворожденный обратил взор в мою сторону и снова улыбнулся. Чтоб тебе провалиться! Не испытывая никаких теплых чувств к имперцу, я вовсе не желал ему пыток, а способ, каким извлекли стрелу, иначе не назовешь.

— Всё-всё… — бубнил гном, занявшись ногой графа, — не скули.

К чести полковника, он сцепил зубы и замолчал.

Глядя на гнома в мокрых одеждах и эльфа, разоблаченного практически полностью, я невольно поежился. Как они не мерзнут? Однако и Барамуд, и его раб не обращали никакого внимания на холод.

— Гард!

Ко мне спешил отец Томас. На церковнике снова привычный наряд — темно-коричневая ряса поверх шерстяного камзола; над сердцем — красный крест инквизиции.

— Держи. — Монах протянул гостию.

— Зачем? Собираетесь литургию устроить?

Сказанное прозвучало довольно неуважительно к слуге Матери Церкви и ее таинствам. Но, право слово, совершенно невдомек, зачем мне этот плоский белый кружочек из пресного теста, который священники кладут в рот прихожанам во время богослужения. Посиневшие от холода губы Томаса Велдона сжались, церковник смерил меня презрительным взглядом, который мог бы сразить верного раба Божьего. Только я вор, всего лишь вор.

— Не юродствуй!

— Но… — Я потерял много крови и сил, внутренне опустошен и не собираюсь демонстрировать лживую любезность.

— Это не гостия. Клади под язык и помалкивай, пока я не передумал. Я хочу тебе помочь!